Франсуа и Мальвази. III том - Анри Коломон

Пока она высматривала во дворе к кому бы обратиться и отдавала приказания, Мальвази заняла место поудобней, усевшись в шезлонг.

– Идет! – оборотилась от окна Климентина, заняв удобную позицию у подоконника. То, что она приготовилась к последующему решительно, можно было судить по ее словам:

– Если ты хочешь что-либо выведать у нее – пустая затея. Она что знает – не скажет и другого с испугу напоет.

– А почему так?

– Потому что она к нему неравнодушна. И боюсь как бы он это не использовал, отчего в своем доме ты будешь иметь уже целых два шпиона.

– Климентина, ты клевещешь на отсутствующих.

– Нисколько, я говорю обыкновенные банальности, каждый себе шпион. Кроме, я вижу, тебя самой. Прошлые беды тебя ничему не научили.

– Что ты мне предлагаешь? – с интересом спросила Мальвази.

– Внимательно к нему приглядеться… И если он здесь только потому что похож, его нужно поскорее отсюда гнать. Если даже ты ошибешься, это скоро выясниться.

– Ах, Климентина, сколько лет прошло. Его я готова держать у себя несмотря ни на что, лишь как воспоминание. Ну, как я его выгоню?

– Очень просто. Прошлый твой секретарь насколько мне известно, занимался стихоплетством. Вот и этому скажи оправдать занимаемую должность. Иначе – вон. Если он побежит списывать мадригальчики в библиотеку, это можно будет узнать не копаясь в книгах, стоит лишь проследить за библиотекой, а вернее ее закрыть.

Предупреждая встречный вопрос Мальвази о том, что Амендралехо вполне может написать хорошие стихи, Климентина сошла с места, направившись к двери в коридор, в которую давно бы уже должна была войти позванная Марселина, но которой все еще не было. Ни за дверьми, ни рядом с дверьми ее не оказалось, она поднималась по лестнице снизу, неся что-то в руках.

Климентина повернулась назад и оставив дверь открытой, вернулась на исходную позицию. Нечего и говорить, что позванная Марселина вошла в открытые двери несколько оробелой от сего приема, попав к тому же под испытывающие молчаливые взгляды, она вовсе смутилась, от волнения, покрывшись предательской краской. Но в руках у нее был сосуд с прохладной водой для омовения для проснувшейся сеньоры, и неестественно даже неуместно чуть присев в поклоне в забывчивости против договорённостей, с плеснувшей водой Марселина подошла к сидевшей в шезлонге княжне.

– Не надо, оставь, – остановила Марселину Мальвази, чем нехотя заставила ее почувствовать себя еще более неуверенно.

– Скажи, ты знаешь, где может сейчас быть сеньор Амендралехо?

– Он обычно проводит время у себя в кабинете или в саду.

– Вот служба: в кабинете или в саду. Ну ничего, сейчас ему придется побыть в работе. Зови его сюда если он в кабинете, а если отдыхает в саду, пошли за ним кого-нибудь, сама не ходи.

Марселина не знала как и понимать сказанное, поспешила поскорее удалиться. Вскоре послышались приближающиеся шаги, но единственной, кто показался в дверях в последующее время была Марселина, вошедшая почти бесшумно. Куда пропали шаги, которые несомненно не принадлежали Марселине? Сразу бросилось в глаза и выяснилось, когда через несколько секунд снова зацокав подковками на каблуках вошел в своем изящном черном костюме сеньор Амендралехо, собственной персоной, сразу попав в центр всеобщего внимания, незатененного ничьей фигурой, для чего он собственно и притормозился на некоторое время, не доходя до дверей.

Молодецки галантно, со всей учтивостью далеко заводя назад от себя стрелой руку, он поклонился в отдельности каждой из находившихся в зале, не забыв при этом и Марселину, с которой пришел.

Мальвази вторично видевшая лицо Амендралехо волнительно замерла, разглядывая его в подробности и замечая слишком много дородности. То, что лицо его с чуждыми чертами и выражением взгляда уставилось вопросительно на нее, показалось Мальвази просто отвратительным, к тому же она уловила на себе взгляд Климентины и уязвленная этим, запаниковала. Ей сделалось неловко и обыкновенно стыдно, и перед ней, и перед собой самой, оттого что такая дурная мысль могла владеть ею. Стараясь выправить неловкость, Мальвази нашла выход чувствам в раздражении.

– Амендралехо, вы взяли с собой письменный прибор? Я не вижу.

– Позабыл.

– А вам бы слеловало помнить о своих обязанностях. Ни за чем больше вы понадобиться и не могли. Вы подумали иначе?.. Одна нога здесь – другая там, бегом!

Ударенный, ошеломленный вторично Амендралехо, с поблекшим видом сглотнув унижение, переводя дух, с небольшим поклоном, исчез за дверьми. Мальвази после этого бурного порыва чувств не успокоилась, она дала волю негодованию, придумывая что, а главное как с ним разделаться. Когда Амендралехо вернулся со шкатулкой в руках, козни были хорошо обдуманы, и ему оставалось только на них наткнуться как птенчику на вертел.

– Садитесь, пишите.

И Мальвази начала диктовать письмо герцогине Неброди, незаметно все ускоряла темп диктовки, как будто делая паузы, чтобы подождать и подумать и как будто не видя, что писец сидит с подавленным видом, уткнув дрожащее перо в лист бумаги.

Кончив диктовать и выждав необходимое время, она спросила:

– Написали?

– Да.

Предательское удивление выразилось на лице княгини вишневым румянцем. Не в силах сдерживаться, она протянула руку за прочтением, хотя тут же нашла как поправиться.

– Честно говоря – не ожидала. Я уже думала, что не удержалась: пропала моя диктовка, а вы успели… Это что за каракули? – отбросила она от себя почерканный лист в негодовании.

– Скоропись, – мягко ответил Амендралехо, – применяется как раз в таких случаях. Разрешите, я перепишу письмо набело.

– Каллиграфикой, – нехотя огрызнулась сеньора Мальвази, отводя лицо в другую сторону.

Против каллиграфического почерка тоже нельзя было ничего сказать: дочитав последние строки поданного листка вслух (в них говорилось об обещанных новых стихах), она вернула листок Амендралехо, и стараясь быть как можно более обыкновенной, произнесла.

– Теперь напишите стихи.

– Ва-а-у! – отреагировал тот уставившись.

– Что вы себе позволяете?! – с обоснованной грозностью произнесла Мальвази, – Что вы уставились, пишите!.. Вам что-нибудь неясно?

– Любые стихи?

– Нет, только мадригалы или сонет. И не вздумайте переляпать чьи-нибудь стихи, это пошло. Герцогиня большая любительница свежих стихов и если вы вздумаете сплутовать, мне это от нее сразу же станет известно. Тогда можете сразу же убираться восвояси, я подыщу себе другого поэта.

Сеньора Мальвази успокаивающе посмотрела на Марселину, очень премило подернувшуюся что-либо сказать в защиту Амендралехо, но вынужденная через силу успокоиться. Когда Мальвази перевела взгляд снова на Амендралехо, то тут уже не выдержала:

– Что вы на меня так смотрите? Я вас спрашиваю!

– Я вдохно… вляюсь…, – испуганно невнимательно прошептал он, почувствовав на середине последнего слова как засыпался.

– Что вы? – встала она в пущем гневе. – Что вы сказали, повторите?!

То, что вставшая тигрица не разорвала его на куски, Амендралехо можно было только удивляться, он не видел, что позади него Климентина сделала Мальвази очень выразительный знак, став подходить к нему сбоку, но он почувствовал это и сильно ужался головой в плечи, испуганно озираясь, словно бы его могли чем шарахнуть. Но ему всего лишь мягко прикрыли руками глаза.

Климентина еще раз указала на неприлично легкое для глаз мужчины постельное одеяние Мальвази, и та в мгновенье устыдилась с ойканьем отступила и осела в шезлонг. Ее женский ужас крайне усилило и то обстоятельство, что материя пеньюара просвечивала, а в зале было светло. Лишь когда Марселина подала ей одеяло, почувствовав себя за ним, стыд в ней стал заменяться бессильным негодованием.

Все было готово. Климентина отпустила его глаза, оказавшиеся закрытыми и некоторое время еще не открывшиеся. Затем наконец они резко открылись, как у человека неизвестно где очутившегося, и продолжая паясничать, он вспомнив, что ему нужно писать стихи, выкидом руки потянулся за пером. Затем он подумал, что устраивать клоунаду – опасный путь, замялся. Его взгляд встретился с холодным надменным взглядом сеньоры Мальвази.

– Подите вон.

– Писать стихи (там)?

Амендралехо встал и отступив на несколько шагов, откланялся. Почувствовав, что выпускает его что называется отделавшимся, она поспешила исправить ситуацию.

– Чтобы стихи были. Марселина, возьми у него ключ от библиотеки и закрой ее.

Скриворотившийся в сторону Амендралехо, не глядя, подал подошедшей Марселине связку ключей и вслед за ней вышел.

Когда Марселина вернулась, остававшиеся девушки уже как ни в чем не бывало разговаривали весело о своем. Климентина смешась говорила об Альбертике.